— Бака, какие новости?
— Что привез от отца?
Лицо Баймагамбета стало еще более строгим, он вынул из нагрудного кармана сложенное вдвое письмо и молча протянул Абишу. Какитай стал рядом с офицером, и они вдвоем прочитали короткую записку, в которой Абай сообщал о своей ссоре с Уразбаем и предупреждал о необходимости быть осторожными. Словно предвидя грядущие события, он спрашивал Абиша:
«Где устроились молодые? В казахском доме их легче найти. Не поискать ли им пристанища в русской семье, и как можно скорее? Долг дружбы, о котором я писал тебе во вчерашнем письме, обязывает нас приложить все усилия, чтобы сохранить жизнь Дармена и Макен…»
Письмо заканчивалось строчками, написанными дрожащей рукой:
«Сегодня известный враг мой вздумал запугать и оскорбить меня. Теперь осталось одно — вступить в борьбу со злодеем, не жалея ни крови, ни жизни».
Абиш задумался: что довело его уравновешенного отца до такого страшного гнева? Баймагамбет сказал, что ночью от Уразбая приезжали посланцы Есентай и Сейсеке. Абиш понял, что Абай испил полную чашу оскорблений, ему стало больно за отца, и сердце его исполнилось ненависти к обидчикам.
— Передай отцу, — сказал Абиш, — я сделаю все, что требует долг, и не остановлюсь ни перед чем. Только пусть он поскорее переберется в город. Нам нужны его советы…
Баймагамбет молча кивнул и быстро зашагал в сторону паровой мельницы, к берегу Иртыша, где его ожидала лодка. Абиш в полной офицерской форме и при шпаге с темляком вскочил в коляску. Какитай ожег кнутом вороного иноходца Данияра, и в сопровождении верхового Альмагамбета они помчались с такой скоростью в сторону Затона, что встречные прохожие невольно останавливались и смотрели им вслед, недоумевая, куда так торопится молодой поручик. Можно было подумать, что в Затоне пылает пожар…
Зрелище, представшее глазам Абиша в доме Абена, ужаснуло его. По всему двору валялся разбросанный домашний скарб, разбитая посуда, разорванная одежда, запятнанная кровью. Айша, Абен и Муха лежали без сознания на полу. Первой очнулась Айша и, едва подняв голову, простонала:
— Их было много… Человек сорок… только сейчас ускакали…
Абиш нагнулся над Айшой.
— А где Дармен и Макен?
— Их увезли на телеге… Туда…
И Айша вновь впала в забытье.
Абиш сразу понял, кто это «они», — друзья Даира и Корабая, торговцы из слободки. Совершив свое черное дело, уразбаевские жигиты торопятся сейчас домой, стараясь замести следы. Их надо догнать в пути.
— Останься здесь, — сказал Абиш Альмагамбету. — Собери соседей и окажи им помощь. Какитай, в погоню! К парому!
Какитай беспощадно хлестал взмыленного вороного иноходца. Коляска летела с бешеной скоростью, но Абиш беспрестанно повторял:
— Гони… Скорей… Скорей!..
Вот блеснула зеркальная гладь Иртыша, и офицер увидел у берега паром, готовящийся к отплытию. Сердце подсказало Абишу, что на нем находятся люди Уразбая, учинившие разгром в доме Абена. Он вырвал кнут из рук Какитая и захлестал по крупу лошади. У данияровскего иноходца, казалось, выросли крылья, когда он мчал коляску с горки на берег Иртыша. У помоста Абиш на полном ходу соскочил и побежал к парому, уже отчаливавшему от берега.
— Поворачивай обратно! — закричал он по-русски и, не раздумывая, сгоряча прыгнул на паром, от которого его отделяла добрая сажень прозрачной зеленоватой воды.
Все ожидали, что офицер полетит в воду, но смельчак тонкими крепкими пальцами вцепился в деревянные перила и, подтянувшись на руках, в одно мгновение очутился на пароме.
Догадка Абиша оказалась верной: поискав глазами, он увидел на пароме Даира и его жигитов.
Необычайный поступок офицера произвел такое впечатление, что, когда Абиш крикнул негромким, но решительным голосом кормщику-татарину: «Ну, живо поворачивай!» — тот беспрекословно выполнил его приказание.
Кое-кто начал было негодовать и протестовать, но татарин, не обращая на это никакого внимания, повернул паром к берегу, и через несколько минут он был вновь подтянут к помосту и зачален толстыми канатами.
Абиш первым соскочил на землю, приметив на берегу коренастого городового, прозванного жителями Затона за рыжие усы и грузную фигуру «Семиз-Сары» — «Рыжий толстяк».
— Городовой! — закричал Абиш. — Сюда! Семиз-Сары, придерживая шашку, торопливо побежал и, приложив короткие пальцы к козырьку фуражки, вытянулся перед офицером.
— На этом пароме находятся преступники, — сказал, отчеканивая каждое слово, Абиш. — Они в Затоне устроили кровопролитие и украли девушку. Никого не выпускать на берег. Смотри в оба! Понял?
— Так точно, ваше благородие!
— Чтобы паром не двигался с места… Приказывает тебе поручик военно-полевой артиллерии Ускенбаев… Я вернусь через час. Все понял?
— Все, ваше благородие! Никого на берег не пускать с парома, и чтобы он не двигался! — повторил городовой не спуская глаз с золотых офицерских погон.
Семиз-Сары, воинственно потрогав шашку, важно встал на помосте возле пришвартовавшегося парома, а Абиш вскочил в коляску и крикнул Какитаю:
— Гони во весь дух! В город!
И снова Какитай, не жалея кнута, настегивал вороного иноходца. Теплый ветер бил в лицо Абишу, но каждая минута казалась ему часом.
Вот наконец замелькали знакомые дома, казенные здания. За углом — канцелярия уездного начальника Маковецкого, здесь Абиш уже побывал утром с прошением Макен. Маковецкий, благообразный и обходительный человек, едва достигший тридцатилетнего возраста, но хорошо образованный, значительно превосходил старых бурбонов и держиморд вроде Казанцева. Не чуждый либеральному заигрыванию с местным населением, он знал Абая и встретил его сына весьма любезно. Молодой офицер прекрасно держался и хорошо говорил по-русски. Он ничуть не походил на назойливых и темных степных сутяжников, которых Маковецкий хорошо изучил за короткое время своей работы в Семипалатинске. Макен и Дармен были Абишу чужими людьми, и если он вступился за них, то сделал эти из гуманных побуждений, протестуя против произвола диких степных законов. А то, что поручик Ускенбаев, образованный молодой человек, поставил под охрану царской администрации беззащитную влюбленную пару, делало Абиша в глазах Маковецкого едва ли не борцом за укрепление самодержавия на окраинах Российской империи. И либеральный уездный начальник охотно пообещал сыну Абая свою поддержку.