Путь Абая. Том 2 - Страница 203

203

Оправдывая поговорку «Не пойман — не вор!», Уразбай всю свою молодость провел на лошади, занимаясь конокрадством. Почти все, что у него сейчас было, он приобрел и накопил сам. Кунанбай же был не только баем, но и ага-султаном, его называли «ханом, вышедшим из черной кости». Как он властвовал в степи! А теперь выясняется, что был человек, который и Кунанбая приторачивал к седлу, держа в страхе и трепете. Похоже, что Азимхан, потомок Жабайхана, не особенно любит всю родню Кунанбая.

Переводчик Сарманов, работавший с высокопоставленным начальником в одном уезде, рассказал, что Азимхан, выехав из Каркаралы для проведения переписи на больших жайляу, узнал от народа много разных новостей про Тобыкты. С особым интересом Азимхан слушал рассказы про весеннее нападение на Хандар, предпринятое Уразбаем.

Высокопоставленный начальник будто бы похвалил уразбаевских жигитов за отвагу: «Прошло время набегов или нет, не знаю, — сказал он, — но чего стоит это смелое нападение! В настоящее время в Тобыкты самый сильный и отважный из казахов — Уразбай. Поеду к нему, чтобы лично его приветствовать!»

Услышав такие слова, Уразбай велел вместо тридцати белых юрт поставить пятьдесят, а для самого Азимхана пять из них соединить вместе, как ханскую ставку. Вместе со своим сыном Елеу он явно старался заполучить на свою сторону едущего начальника и до небес возносил его высокий чин, родовитость, богатство и могущество.

— И среди русских и среди казахских чиновников нет такого другого! Если сравнивать со старым временем, то это хан, и родом и по положению, потомок тех, кому в прошлые века подчинялись наши прадеды! Сам «белый царь» хлопал его по плечу. Кому же нам еще оказывать почет и уважение, как не ему?

Так разглагольствовал Уразбай среди семипалатинских переводчиков. Он рассчитывал, что они донесут его слова до ушей казахского тюре, и, посылая ему свои пожелания, советовал:

— Пусть наш большой гость остановится в Коксенгире. Здесь он сможет провести санак всех четырех волостей Тобыкты, зачем ему утруждать себя лишними переездами. А мы встретим так, как никого еще не встречали.

При всяком удобном случае Уразбай усердно расхваливал Азимхана тобыктинским аксакалам и карасакалам:

— Человек он ученый, и по уму нет ему равного среди казахов! Вот мне намозолили уши: «Абай ученый!» «Абай много знает!» А кто такой Абай по сравнению с приезжающим тюре? Правильно говорят: «Для темных людей и плут — мулла!»

Появления Азимхана ожидали с великим нетерпением. Наконец он приехал на пяти тройках с оглушительным звоном медных колокольчиков. Первый день он отдыхал с дороги, на другой отправился в аул Уразбая, прихватив с собой молодых чиновников и переводчиков вроде Сарманова и Данияра, которые, хотя и были ему ровесниками, держали себя с подчеркнутым раболепием.

— С дружбой еду к Уразбаю! — объявил Азимхан своей пышной чиновной свите.

И дружба после первого же посещения завязалась большая. Днем Азимхан еще заставлял своих чиновников работать, но зато каждый вечер он гостил вместе со своей свитой или в юрте самого Уразбая, или в малом ауле его сына Елеу.

Чиновники зажили на жайляу, как в раю. Каждый день они съедали по жеребенку и по нескольку барашков. Благосклонно принимая высокие почести от Уразбая, аксакалов и молодых аткаминеров, высокопоставленный тюре без умолку рассказывал обо всем, что ему довелось увидеть и узнать. Слушая Азимхана и видя, какое большое внимание оказывает ему Уразбай, волостные управители и бии в свою очередь тоже стали славословить его в среде своих аткаминеров.

— Азимхан — не просто высокопоставленный царский чиновник, он потомок хана, властителя Среднего Жуза. Ему на роду написано править судьбами казахского народа, быть предводителем казахов!

Так говорил Уразбай, и слова его разносились среди родовитых баев, биев, хаджи, волостных управителей и главарей родов.

Не прошло и десяти дней после прибытия высокопоставленного тюре, а уже во всех четырех волостях стало известно, какой великий человек осчастливил Коксенгир своим посещением.

Азимбай, Самен, Жанатай, прибывшие с отдаленных жайляу, приглашали к себе своих единомышленников — баев из дальних аулов, обещая познакомить их с высокопоставленным чиновником-казахом, настоящим тюре. Получив такое приглашение от Азимбая, в Коксенгир приехал Шубар. Хотя он в это время и был внешне в хороших отношениях с Абаем, но внутренне таил против него злобу. Встречая противников Абая, Шубар быстро завязывал с ними дружбу и не скрывал от них своей вражды к поэту. На этой почве он и подружился с Азимбаем, который сделался для него ближе всей иной родни. Беседуя вдвоем, а иногда и втроем с Такежаном, они не скрывали друг от друга лютой ненависти к Абаю, не стесняясь обнажали свои низкие души. Поддерживая друг друга, они год от года все смелее клеветали на Абая, все больше теснили его, хотя знали, что он вступает в распри только в случае крайней необходимости, и то очень неохотно.

Абай догадывался, откуда дует ветер, но не допускал мысли, что Шубар участвует наравне с Такежаном и Азимбаем в распространении гнусных слухов и клеветы против него.

«Он может мне завидовать, но моим врагом не будет!» — утешал себя Абай, когда в его душу закрадывались подозрения.

Шубар умело вел тонкую игру. Никогда не выступая открыто, он ловко прятался за спину Уразбая, Такежана, Азимбая, Жиренше и Абдильды. Натравив на Абая торговцев Сейсеке, Хасена, Жакыпа и духовных лиц из мечетей и медресе, он вовремя отходил в сторонку, чтобы не навлечь на себя никаких подозрений.

203