Путь Абая. Том 2 - Страница 208

208

Енсебай показал на Куйметас и сказал, обратившись к Кулжатаю:

— Ты любишь говорить о своей смелости и силе. А вот на Куйметас мог бы залезть? Говорят, что там еще никто не был. Попробуй-ка забраться раньше других!

— Это для того, чтобы ты после прозвал меня Бораном? — щербатым ртом усмехнулся Кулжатай.

— А кто такой Боран? — спросил Бостан. — Я о нем ничего не слышал.

— А вот кто, — сказал Кулжатай. — Среди тобыктинцев много врунов, но такого, как Боран, говорят, еще не было на всем белом свете. Однажды он рассказал своим друзьям: «Залез я на самую вершину Куйметаса и вижу всю нашу степь как на ладони, а под ногами у меня Семипалатинск… Вглядываюсь — и замечаю бая Сейсеке: идет он по своему двору с медным кумганом в руке в уборную совершать омовение перед утренним намазом…

Бостан и Енсебай расхохотались. У Кулжатая широкие плечи тоже затряслись от смеха.

— Про него даже песню сложили, про того Борана, что с Куйметаса увидел за полтораста верст Семипалатинск.

И Кулжатай пропел:

На верху Куйметаса Боран побывал —
Из казахов никто так отменно не врал.
Вслед за ним до вершины до той ледяной
Лишь орел поднебесный едва долетал.

Но Енсебай не унимался и продолжал поддразнивать приятеля:

— А ты все же заберись на вершину, пока здесь без дела торчим. И мы тоже песню про тебя сочиним:

Уж коль залез на Куйметас
Известный всем Боран,
То вслед за ним и Кулжатай
Попрется, как баран.

Но Кулжатай ответил серьезно:

— Не к чему воспевать Кулжатая, если он даже и заберется на Куйметас. Кулжатай предпочел, бы лучше прославиться победой над тобыктинским разбойником Уразбаем. Разве ты этого сам не хочешь, дурень?

— Подождите, друзья, — прервал Бостан. — Смотрите вон на тот зеленый перевал. Видите — шесть человек… Думаю это как раз и едет тот, кого мы здесь поджидаем. Пошли… Вон они куда повернули…

И Бостан первый торопливо поднялся.

Три друга направились к большим белым юртам, в которых остановился семипалатинский уездный начальник Маковецкий и сопровождавшие его два крестьянских начальника, управлявшие степными волостями. Вместе с ними поместились уездный переводчик Самалбек, канцелярские служащие и несколько стражников.

Маковецкий со своими чиновниками, приехавшими проводить шербешнай, жил как бы в центре большого аула. С правой стороны стояли юрты, в которых разместились представители шестнадцати волостей, в том числе и Кокенской, а с левой — представители четырех волостей Тобыкты.

Обычно на чрезвычайных съездах рассматривается много вопросов, но шербешнай в Аркате был созван, чтобы решить только один спор — о земле между Кокеном и Тобыкты, а в связи с этим, по указанию семипалатинского жандарала, рассмотреть дело о прошлогоднем набеге Уразбая на кокенцев. Это был особый съезд надолго сохранившийся в памяти многих.

Жители Кокенской волости, пострадавшие от набега, предъявляли иск тобыктинцам, жившим в четырех волостях, а представители остальных одиннадцати волостей должны были решить спор между ними. Согласно этому решению уездному начальнику Маковецкому предписывалось вынести окончательный приговор, обязательный для обеих враждующих сторон.

На шербешнай прибыли представители волостей с нижнего течения Иртыша — Басентиин, Найман, Бура; и с верхнего — от казахов, живущих в сосновом лесу, из Бельагачской волости. Кроме тобыктинских с ближнего побережья Иртыша явились также представители шести волостей. Все это были бии, выбранные по царскому закону, с одобрения крестьянских начальников. Каждая волость по числу аулов прислала от десяти до пятнадцати биев, а от всех шестнадцати волостей их собралось примерно до двухсот пятидесяти.

С утра и до вечера люди, съехавшиеся в Аркат на шербешнай, занимались одним делом: подсчитывали на чьей стороне больше доброжелателей — на стороне Кокена или Тобыкты.

Тобыктинцев недолюбливали за воинственный, задиристый нрав, соседи никогда не знали от них покоя. Особенно их ненавидели жители Кокена и Бельагача, труженики-хлеборобы. Недаром они часто повторяли слова Абая:

Самый злобный род — Тобыкты,
Множество в нем смутьянов.

Судя по разговорам, происходившим в юртах, у тобыктинцев было значительно меньше доброжелателей, чем у Кокена. Бывалые люди с наметанным глазом утверждали, что за тобыктинцев будут только пятьдесят-шестьдесят биев, а за кокенцев — остальные сто семьдесят-сто восемьдесят.

Но получится ли так на деле? Ведь бии отличаются непостоянством; не напрасно Абай о них сказал: «Сегодня опираются на холку коня, завтра — на горб верблюда».

Трудно было также предугадать, сохранят ли бии каждой волости единство при голосовании. Ведь в каждой волости всегда идет борьба между двумя воротилами, и невозможно предвидеть, кто из них в какую сторону потянет.

Уразбай приехал на шербешнай раньше других, в сопровождении полусотни аткаминеров. Волостных управителей Азимбая, Самена, Жанатая сопровождали по десять-двадцать человек, среди них были бойкие краснобаи. Возле юрт, где разместились аткаминеры, каждой ночью под прикрытием темноты развёртывалась ожесточенная борьба за исход предстоящего «правосудия». Шла торговля «конским жиром» и «верблюжьим горбом». В этой торговле честью и совестью «верблюда проглатывали вместе с шерстью», а «лошадь проглатывали с головой». Деньги, врученные «под полой», быстро расходились по многим юртам.

208